Картина Алексея Потехина «Приезд в Вятку Салтыкова-Щедрина»
Малая Родина… У большинства людей к ней своё особое чувство. И нам всегда кажется, что у нас самые красивые пейзажи, самые удивительные люди, самая интересная история и, конечно, самые знаменитые земляки.
И для всех это утверждение справедливо. Но всё же хочется найти свою неповторимую особинку, отличающую нас от других. И мне кажется, что её нашли в вятском человеке, и прежде всего, в вятском крестьянине, наши известные писатели и поэты. И не только те, которые в ней родились, но и те, кто встречался с вятскими, почувствовали, поняли, что отличает их от других.
Вятское крестьянство было глубоко искренне религиозным. И это проявлялось не только в сохранении и соблюдении сложившихся традиций в этой сфере их жизни, но, прежде всего, в их внутреннем бытовании, в том, что известный священник, богослов, философ Г.В.Флоровский назвал «психеей народной жизни».
Наш известный писатель Владимир Николаевич Крупин в своей повести «Крестный ход» писал: «Вятская земля очень богомольна. Это отмечают все её исследователи и историки. По свидетельству этнографа Д. К. Зеленина, в редком доме Вятской губернии нет святынь, принесённых паломниками из Палестины. Священнослужители, приезжавшие сюда из других мест, много дивились набожности вятичей».
Эту особенность вятских жителей отмечали почти все писавшие о Вятке. И среди них М.Е.Салтыков-Щедрин. Он, будучи крупным губернским чиновником, объездил почти всю губернию и близко познакомился со всеми сторонами крестьянской жизни, что и нашло отражение в его «Губернских очерках». Для него в простых вятских мужиках открылся тип того исконно русского человека, у которого жизнь бытовая, с её ежедневными трудами и заботами неотделима от жизни бытийственной, с её высшими и вечными истинами. Они органично живут в его душе, определяя весь смысл его существования. Он по природе своей христианин. И это, согласно Салтыкову-Щедрину, проявляется в его характере. Он кроток – никого не обидит, не прекословит даже тогда, когда в отношении его совершается несправедливость, он во всем духовно ясен и прост, ему присущи богобоязненность, смиренство, трудолюбие и честность.
Этот особый вятский тип раскрывается писателю через рассказ старика-богомольца, образно и зримо им увиденный и воплощённый: «Я вижу его за сохой, бодрого и сильного, несмотря ни на капли пота, струящиеся с его загорелого лица, вижу его дома, безропотно исполняющего всякую домашнюю нужду; вижу в церкви Божией, стоящего скромно и истово знаменующегося крестным знамением». В вятских крестьянах он увидел то проявление искренней, чистой, поистине детской веры, хранящейся в их сердцах во всей своей непорочности, которая в веке 19-м, особенно в просвещенной среде, встречалась достаточно редко. Именно она заставила М.Е.Салтыкова-Щедрина задуматься о естественности и законности неудержимого стремления русского человека к душевному подвигу, раскрывающемуся порою, казалось бы, в самых простых и естественных вещах. К примеру, в той же благотворительности, идущей от чистого сердца, без всякой задней мысли или корыстного расчёта.
Эта ангельская простота ярче и выразительнее всего раскрылась писателю именно в вятском крестьянстве, понимающего сердцем высшую правду, остающуюся скрытой для поверхностных, хотя и образованных умов. Она звучит из уст отставного солдата Пименова: «Нет того на свете знамения, которое бы, по божьему произволению, случиться не могло! Только заверить трудно, потому как для этого надобно самому большую простоту в сердце иметь – тогда всякая вещь сама тебе объявится. Иной человек ума и преизбыточного, а идёт, примерно, хоть по полю, и ничего не замечает. Потому как у него в глазах и ширина, и долина, и высь, и травка, и былие – все обыдень-дело… А иной человек, умом незлокозненным, сердцем бесхитростным действующий, окроме ширины и долины, и выси, слышит тут гласы архангельские, красы бестелесные зрит… Потому-то, смекаю я, простому человеку скрижаль божья завсегда против злохитрого внятнее…»
В словах отставного солдата, бесхитростного вятского мужика, открывается великая евангельская истина: что лишь «чистым сердцем Бога узрят. Для них Его бытие разлито во всём: и в окружающей природе, и в людях, и в ушедших в мир иной предках, и в ожидании встречи с Творцом».
Один из величайших русских поэтов XX века Н.А.Заболоцкий, глубоко чувствовавший и понимавший стихию народной жизни, росший в детстве и отрочестве среди вятских крестьян, впитал в себя не только их чудесный, выразительный язык, но и их глубоко христианское миропонимание. Оно сохранилось в них, вопреки трагическим обстоятельствам, определившим путь России после 1917 года. Это прочитывается в одном их лучших стихотворений поэта «Где-то в поле возле Магадана». Крестьяне – кормильцы и защитники Отечества, его душа и основа, оторванные от дома и родных, замерзающие в ледяном сибирском пространстве. Но за этой ужасающей жизненной правдой скрывается другая, более значимая, потаенная. Для них, как и для их предков, смерть была освобождением от земных тягот и забот и принималась со смирением и надеждой на приобщение к «дивной мистерии вселенной», где нет холода, боли, лагерного конвоя, и где их души обретут истинную свободу, покой и утешение:
«Стали кони, кончилась работа,
Смертные доделались дела…
Обняла их сладкая дремота,
В дальний край, рыдая, повела».
Поэт глубоко понимал и чувствовал природу крестьянского мировосприятия, не разделявшего бытового и бытийственного, видевшего за житейским и обыденным Великое и Вечное. И даже в самые страшные моменты, когда оно помрачалось: и ложное скрывало истинное, их душа искала непреходящего. Есть у Николая Заболоцкого стихотворение «Голубиная книга». Он слышал ещё в младенчестве дедовский рассказ о этой сокровенной книге:
«И в ней написана рукой судеб
могучей
Вся правда сокровенная земли.
Но семь на ней повешено печатей,
И семь зверей ту книгу стерегут,
И велено до той поры молчать ей,
Пока печати в бездну не спадут».
Для поэта искания крестьянами вообще, а вятскими в особенности, этой сокровенной правды определяли смысл их бытия не сиюминутного, а вечного. И в её поисках они готовы были отказаться от житейских попечений, жертвуя всем ради неё. Есть у прекрасного нашего писателя И. С. Шмелёва рассказ о страннике-крестьянине, идущем в Европу для того, чтобы достучаться до тамошних правительств и рассказать им о том, что великая страна гибнет и её спасать надо. Но вот только они не хотят его слышать, а он всё-таки, вопреки всему, верит, что правда есть, и рано или поздно, свет её воссияет. И был этим ходоком простосердечный вятский мужичок.
Сегодняшнее время изменило многое, но не изменило в вятском человеке главного – его сердечной простоты, душевной ясности и потребности верить. И это нашло отражение в творчестве современных писателей и поэтов, пишущих о нём. Многие сейчас могут усомниться в правдивости сказанного ими. Слишком многое оказалось разрушенным не только в социальной, бытовой, но, что намного страшнее, в духовной и нравственной жизни людей. И всё же, очень часто за неприглядным внешним обликом, мы не видим внутренней сердцевины, в которой подспудно живет жажда высшей правды, сохраняющая в нашем человеке человеческое. Об этом прекрасно сказал Ф. М. Достоевский: «Никаким развратом, никаким давлением и никаким унижением не истребишь, не замертвишь и не искоренишь в сердце народа нашего жажду правды, ибо эта жажда ему дороже всего. Он может страшно упасть; но в моменты самого полного своего безобразия он всегда будет помнить, что он всего только безобразник и более ничего; но что есть где-то высшая правда и что эта правда выше всего».
В поисках её народ, порою, впадал в обман. Открывал её в том, что было изменчиво и ложно. Но, рано или поздно, народная душа распознавала призрачную иллюзию и через страдания и боль возвращалась к своим святыням. Об этом тонко и проникновенно пишет прекрасный русский поэт Анатолий Григорьевич Гребнев, вобравший в своё творчество глубинную мудрость своих крестьянских предков и сохранивший детскую ясность и чистоту в восприятии мира. В его душе, как и в душах его земляков, всегда звучала, пусть и невоплощённая в слове, молитва, даже в самые лихие времена она сохранялась в ней, давая надежду на спасение:
«Все же красная звезда,
Сколько раем ни манила,
Древней святости креста
Для души не заменила».
Эта глубинная тоска по Неведомому, по бесконечно родному и близкому щемящей струной звучит в творчестве великолепного поэта Светланы Анатольевны Сырневой. Она сама вся оттуда: из-за дебренных лесов, из заливных лугов, из обречённых деревень, из детской памяти, хранящей минувшее. И в сегодняшних своих земляках, в их простых и открытых сердцах, она видит отблеск преображающего Фаворского света, и оттого с редкой поэтической прорицательностью, вглядываясь в сегодняшнее и минувшее, она улавливает тончайшую духовную нить, их соединяющую. В безыскусных сердцах деревенских жителей живёт истина, скрытая от просвещенных умов. Деревенский хор, исполняющий Марсельезу на сцене сельского ДК (стихотворение «Марсельеза») поёт искренне и вдохновенно, не вдумываясь в её смысл, полностью отдаваясь мелодии музыки и слова. И этот же хор проникновенно и трепетно поёт в храме. И в этом нет неразрешимого противоречия. Душа возвращается туда, откуда она до конца и не уходила. Она проницает то, что было в ней всегда и, вернувшись к утраченной гармонии, обретает покой.
«И вот церковная ограда,
сплетенье чистых голосов.
Душа не помнит – и не надо! –
противоречья разных слов.
И в купол улетает пенье,
и те, что пели о борьбе,
поют всё так же о терпенье
и о покорности судьбе».
В эти мгновения «с земным соединились, обручались небеса».
Соединённость земного и небесного особенно прослеживается в прозаических и поэтических строках, посвящённых Великорецкому крестному ходу. В нём духовно объединялось ушедшее, но не исчезнувшее, и сегодняшнее – живое и зримое. Единственный крестный ход в России за многие столетия никогда не прерывавшийся. К св. Николе, своему вечному заступнику и молитвеннику, тянулись и продолжают тянуться за помощью, утешением, радостью простые люди, сердцем чувствующие святое.
Русская приверженность к странничеству, ищущему возможности прикоснуться к святости, в вятском человеке не только проявилась особо, но и сохранилась до наших дней. И движут многочисленными поломниками, идущими на реку Великую, к месту обретения образа св. Николая угодника, те же чувства, о которых в XIX веке писал в «Губернских очерках» М.Е.Салтыков-Щедрин: «И вся эта толпа пришла сюда с чистым сердцем, храня, во всей её непорочности, душевную лепту, которую она обещала повергнуть к пречестному и достохвальному образу Божьего угодника».
Для писателей веков минувших и века нынешнего в этом крестном ходе открывалось естественное тяготение людей к душевному подвижничеству, облагораживающему и очищающему душу, стремлением на этом пути соединиться с Богом.
Об этом ощущении общего духовного единения проникновенно и выразительно написал в своём стихотворении «Великорецкий крестный ход» поэт Анатолий Гребнев:
«Зачем иду я, просветленный,
Среди большой толпы людской,
И за Крестом, и за иконой –
С любовью, верой и тоской?
. . . . . . .
Зачем я слушаю молитвы
И подпевать стараюсь им,
И чувствую, что все мы слитны
Единым сердцем — вместе с
Ним?..»
Эту радость крестного хода глубоко и полно отразил в своём творчестве писатель Владимир Николаевич Крупин. Он тонко почувствовал вятскую духовную особинку – тяготение своих земляков к святыням и святости. Для него и для них радость крестного хода сравнима с пасхальной, когда желание радостно обнять друг друга идёт из сердечной глубины. В идущих сегодня крестным путём он видит то же смирение, то же терпение, ту же любовь и всепрощение, и эту же детскую веру в чудо. Чудо самое простое, незамысловатое, но заставляющее по-иному видеть и себя и всё вокруг себя, рождающее в душе чувство благодарности Богу за эти святые мгновения: «Льется жизнетворная вода, возносится наша молитва, наполняет нас радостной силой, Духом святым… Какое-то счастливое, отрешенное забвение, никогда не испытанное, охватывает меня. Сколько времени у источника, не знаю… Сердце бьется сильно и часто. Смысл великих слов доходит до меня: «Радостно друг друга обымем». Радостно! Разгибаюсь и сквозь слёзы гляжу на тех, с кем иду на Великую!»
Вятский человек всегда очень чутко относился к слову, искал в нём глубинные смыслы, искал сердцем. Ещё в начале минувшего века известный книгоиздатель Иван Дмитриевич Сытин отмечал, что вятские офени, носившие по деревням книги, просили для продажи не расхожие, развлекательные издания, а религиозные. «Ты уж, батюшка, дай нам про божественное, наши мужики о нём читать любят».
И сегодня лучшие из наших писателей и поэтов откликаются на эту духовную востребованность. Они видят в своих земляках, в их сердцах то, что неподвластно ни времени, ни обстоятельствам: искреннюю веру в бесконечное милосердие Божие, в высшую справедливость и «неудержимое стремление стучаться в правду».
Благодаря именно им открылся российскому читателю вятский человек – неприметный, простой, даже и простоватый, но хранящий в своём сердце чистый и ясный духовный свет.
Наталья Ильинична Злыгостева,
гл. научный сотрудник научно-исследовательского Центра регионоведения КОУНБ имени А.И.Герцена, кандидат философских наук, доцент.